REVZIN

КОКАИНИЗМ

В. Ревзин, П. Черноморский

Несомненно существуют определенные категории людей, отличающихся не только патологическим стремлением к авантюризму, но и той беспечностью, с какой они его удовлетворяют. Кто-то просто отбрасывает от себя жизнь , другие, борясь или безропотно покоряясь принимают ее законы...

Готовность и желание принимать наркотик предполагает определенный душевный склад, но и психотропное средство должно отвечать определенным требованиям. Любое недавно синтезированное вещество воплощает в себе старые надежды человечества. Традиционно это представление нашло выражение в образе "целебного эликсира" или "травы бессмертия", которую привозят из дальних стран. Она имеет странное название, обрабатывается особым способом, связана с ритуалом и обладает мощным воздействием даже в небольших дозах. Мифы и тайны сопровождали курение опия и гашиша, появившихся в Европе после крестовых походов. В этой связи можно упомянуть употребление табака из Нового Света, раувольфии из Индии, коки из Перу, Гондураса, Колумбии и Панамы.

Зимой 1533 года некогда могущественное государство инков рухнуло под яростным натиском горстки испанских авантюристов во главе с Писсаро. Молниеносная победа тотчас обернулась сварой за золотую добыча в рядах самих конквистадоров. Испанские отряды скитались в долине реки Уальягас и по болотам внутреннего Перу. Безымянный монах францисканец, приписанный к одной из этих банд, в середине 16 века услышал и записал индейскую легенду о божественном сыне солнца Манко, спустившимся с небес на берега озера Титикака. Помимо жизненного света своего небесного отца Манко принес инкам полезные искусства, гончарный круг, инженерные навыки, и, наконец, подарил земным царям лист коки. Первоначально кока редко встречалась в стране, и право ее использовать было прерогативой правителей. Но ко времени конкисты она стала доступна всем. Испанцы отнеслись к пристрастию туземцев к коке резко отрицательно, для католической администрации Вест-Индии непонятное явление было всего лишь измышлением дьявола, а борьба с этой первобытной формой кокаинизма ограничивалась кострами инквизиции и насильным крещением индейцев. Но вскоре коса нашла на камень. Инки, лишенные заветных листьев, отказывались работать на рудниках, не повиновались властям и игнорировали мессу. ; Вице-королю Перу пришлось сделать выбор, ведь доходы Мадрида резко сокращались, и индейцам в виде ' оплаты труда стали выдавать по несколько листьев кустарника в день. Спустя несколько десятилетий засушенная кока была привезена вместе с индейским золотом в Испанию, но на протяжении столетий хранилась лишь в университетах и монастырских гербариях.

В 1859 году австрийский врач Шрецер привез из южноамериканской экспедиции в Вену партию листьев коки. Гербарий попал к доктору Велеру, а тот в свою очередь передал его для химического анализа своему ученику Нойману. Молодой врач увлеченно принялся за дело и вскоре выделил из листьев алкалоид кокаина. В виде бесцветных больших призм перед венским доктором предстало чистое основание нового вещества. Началось триумфальное шествие кокаина по Европе. В течение следующих двадцати лет кокаин широко применялся медиками в качестве стимулирующего средства, местного обезболивающего, наконец, как средство от опиумной зависимости. То был период безудержного медицинского энтузиазма, но уже к 90-м годам прошлого века стало очевидно, что опасность развития кокаиномании сильно недооценивалась. Новая наркомания возникала, например, у пациента употреблявшего кокаин по назначению врача, но самые многочисленные случаи кокаинизма были известны именно среди врачей и медицинских сестер, применявших кокаин в глазной и хирургической практике. Чаще всего медсестер и фельдшеров просто подкупали больные кокаинисты, и персонал начинал нюхать порошок "из интереса".

Опиумные производные (в первую очередь морфин) и кокаин, казалось тогда, должны были стать панацеей в грядущей Великой войне. Армейские госпитали всей Европы закупали порошки в огромном количестве и не придавали особого значения их постоянным растратам.

Еще зимой 1905 года внимания читателей бульварной петербургской прессы было привлечено громким уголовным разбирательством. Юристы и психиатры, гвардейские офицеры и посетители кафе жарко обсуждали "дело кокаиниста К."

Большое внимание изучению кокаина уделил и отец психоанализа Зигмунд Фрейд... Из его работ явствует, что венский доктор считал кокаин антидепрессантом. Подобно тому как позже он исследовал бессознательное с помощью самоанализа, Фрейд активно испытывал на себе воздействие кокаина. Привычка нюхать порошок - утверждал Фрейд - в сущности психологическая проблема. Ученый отрицал собственную зависимость от кокаина, но в то же время своими работами о кокаине ярко демонстрировал, какой властный отпечаток наложил кокаин на его собственные научные выводы. Фрейд предлагал порошок своим коллегам, друзьям, наконец невесте. В автобиографическом исследовании он пишет, что мог бы стать знаменитым еще в молодости, если бы не прекратил свои исследования кокаина. Однако благоразумие и почтительное отношение к фактам оказали на Фрейда отрезвляющее действие. В конце "кокаинового" периода жизни доктор Фрейд признал - прием привычной дозы порошка способен вылечить кокаиниста всего лишь от негативных последствий употребления кокаина, возникает замкнутый круг, "спасением" от посткокаиновой депрессии становятся все новые и новые дозы.

В начале века казалось - опиумные производные (в первую очередь морфин) и кокаин,, должны стать панацеей в грядущей Великой войне. Армейские госпитали всей Европы закупали порошки в огромном количестве и не придавали особого значения их постоянным растратам.

Молодой армейский офицер Кокорин рано вышел в отставку и как многие молодые дворяне того времени отправился просаживать отцовское наследство на Лазурный берег. Не обремененный ни семьей, ни присягой, ни финансовыми затруднениями Кокорин проводил ночи напролет в кафешантанах и за зеленым сукном. Скачкам и женщинам он предпочитал игру, шампанскому -кокаин. Вскоре от батюшкиных капиталов не осталось и следа, старые друзья позабыли о Кокорине, новые более не интересовались им. Постепенно из всех былых увеселений остался лишь порошок, на покупку которого постоянно требовались деньги. Выход был найден моментально - шантаж и подделка векселей. Спустя месяц Кокорин был арестован и выдан петербургской полиции. В качестве свидетеля на процессе присутствовал маститый ученый -физиолог Павлов, а инциденту с поручиком уделяли внимание и медицинские журналы обеих столиц. В России впервые заговорили о проблеме кокаиновой наркомании, ведь была затронута честь офицерского мундира, и поэтому приговор Кокорину был достаточно суров. Но настоящий скандал был еще впереди.

Десять лет спустя вся Европа оказалась вовлеченной в мировую войну, а химические фабрики от Дублина до Москвы были завалены заказами на кокаин, исходившими из армейских частей. Еще в первые дни войны полевые и гарнизонные врачи стали активно использовать в качестве мощного обезболивающего при ранениях морфин. Позже вслед за ломкой приходило состояние болезненной апатии, с которым боролись при помощи кокаина. С фронта и из тыловых госпиталей, непосредственно со складов химических фабрик и из лабораторий кокаин попадал в города, где моментально расходился среди штатских потребителей. В России же в это время действовал сухой закон, водка и самогон были недоступны, и привыкшие к веселой жизни москвичи и петроградцы нашли прекрасную замену алкоголю в виде доступного и недорогого на первых порах порошка.

Но с подлинным кокаиновым психозом в годы первой мировой пришлось столкнуться британцам. Скотленд-ярд и военные тюрьмы острова были забиты матросами, флотскими и пехотными офицерами, совершившими ради получения "кокса" государственные преступления.

Кокаинизм процветал в лондонских трущобах и в богемном районе Цирк-Пиккадилли, среди клерков Адмиралтейства и рабочих-докеров. "Лучший шпион кайзера" Иоганн Зильбер, действовавший в Англии в годы первой мировой войны, вспоминал, что нередко оплату услуг своих осведомителей (а среди них были и титулованные британские аристократы) он производил не деньгами, а кокаином.

В России же с усилением политической нестабильности разворачивалась громкая но плохо организованная антинаркотическая кампания. Притчей во языцех стали балтийские матросы-морфинисты, рабочие, готовые за полосу "кошки" (одно из жаргонных прозваний кокаина) совершить любое преступление, проститутки-марафетчицы, мальчишки, приторговывавшие порошком в районе Николаевского вокзала. Правда, пресса обходила вниманием распространение кокаина в гвардии, на фронте, в высшем свете.

Осенью 1917 года временное правительство Керенского не имело уже никакой возможности бороться с кокаинизмом. В Кронштадте офицеры даже создали некий "Коке-Клуб". Они организованно скупали марафет у медсестер и врачей, выменивали его на водку, а затем распространяли порошок среди сослуживцев. Нередко между офицерами и матросами вспыхивали свары из-за дележки марафета, в Кронштадте и в Петрограде часты были случаи вооруженных налетов военных на аптеки. Уже после октября 17-го часть офицеров русской службы предложила свои услуги германскому рейхсверу в борьбе против большевиков на Украине. Несколько месяцев спустя тревогу били уже в Берлине. Немецкие наркологи утверждали, что именно эти господа заразили кокаинизмом части германской армии на Украине и в Прибалтике. После того как люди эти оказались в европейских городах, некоторые из них занялись планомерной торговлей кокаином. Прежде неизвестное слово "кокс" нашептывалось на перекрестках улиц, в кафе, в притонах и на вокзалах.

На первых порах большевики не придавали борьбе с кокаинизмом большого значения. Порошок изымался, но нередко находил употребление в кабинетах Смольного и на фронтах гражданской войны. Красные командиры, утомленные постоянными боями и бессонницей, искали забвения в растворе кокаина, а наиболее беспринципные представители советской бюрократии (например брат Урицкого - Б.Г.Каплун) даже создавали салоны, куда приглашали художников и поэтов "понюхать конфискованного кокса".

Белое офицерство тоже не думало отказываться от столь привычного наркотика. Когда осенью 1920 года красные отряды форсировали Сиваш и прорывались в белый Крым, по улицам Ялты и в Севастопольском порту (где торговля кокаином и морфием была в руках матросов с военных кораблей Антанты)слонялись группы оборванных офицеров, заинтересованных скорее в получении пары граммов заветного порошка, нежели в защите последнего форпоста империи. Один из организаторов обороны Крыма генерал Слащов сам был многолетним кокаинистом, и слава о этом его пороке обошла всю Добровольческую армию. Спустя годы Михаил Булгаков (врач по образованию) сделал Слащова прототипом героя своей повести "Бег" - генерала Хлудова, в образе которого любой современный психиатр угадает законченного кокаинового наркомана. Зрительные и слуховые галлюцинации, нервозность и глубочайшая депрессия, кипучая, но безрезультатная деятельность и припадки ярости, все то, что читатель приписывает лишь неким "душевным метаниям" белого генерала, на самом деле есть типичные признаки тяжелого кокаинового психоза.

НЭП, создавший новый состоятельный класс, удесятерил все пороки военного времени, но теперь кокаинизм процветал на социальном дне. Потребителями порошкового кокаина, доставлявшегося в Россию в перстнях и медальонах, в начинке папирос и часах из Японии, Германии и Польши стали проститутки и беспризорники. Маститые урки, уголовники высшего полета отказывались от марафета, опасаясь потерять квалификацию. В Петрограде кокаин получил целых семь жаргонных имен - кокс, кикер, кошка, нюра, нюхта, белая фея, наконец - марафет. Среди арестованных ленинградской милицией в 20-е годы кокаинистов попадались десятилетние дети. Проститутки активно продавали кокаин, в привокзальных подвалах на Гончарной и Советских улицах беспризорники нюхали кокаин с бумажки и руки, для пущего эффекта расковыривая себе ноздри шпильками и шепками. Ситуация усугублялась тем, что долгое время в советском кодексе не существовало антинаркотической статьи. Чистота же и качество кокса заметно ухудшились, его активно разбавляли, смешивая с аспирином и мелом, поэтому некоторые наркоманы могли в день принять без летальных последствий дозы по 30-40 граммов. В тридцатые годы государство усилило таможенный режим, а кокаин стал постепенно исчезать с горизонтов советской жизни. Советским гражданам приходилось сталкиваться с кокаином и позже - во время гражданской войны в Испании, в 1945 в побежденной Германии.

Триумф же кокаина на западе продолжался.

"Nomber one", coke, snow в шестидесятых годах выдержал столкновение с героином, и к началу восьмидесятых ежедневно потреблялся сотнями тысяч граждан Соединенных Штатов. ЦРУ и президентская администрация в свое время сами спровоцировали роет кокаинизма в Америке -ведомство Гувера поддержало ряд правых переворотов в Латинской Америке. Пришедшие к власти генералы на деле оказались талантливыми бизнесменами, и вскоре оба побережья от Монреаля до Майями и от Аляски до Лос-Анжелеса были завалены кокаином, кокаиновой пастой, кокаиновым сырьем для производства другого суперпопулярного наркотика - крэка. Последнее десятилетие расширило ореол распространения кокаина, включив в число потребителей порошка граждан Восточной Европы, черной Африки, даже беднейших стран Азии.

Сейчас или в начале века, в России или в Америке, каждый кокаинист неизменно уверен первоначально, что сможет по собственному желанию и в любую минуту расстаться с порошком, что частота "сниффа" (от англ. sniff'- нюхать) зависит от его свободного выбора. За первой пробой кокаина с целью испытать окрыленное настроение приходит страстное влечение к познанному наслаждению. Начинает действовать механизм случая. Так кокаинист во власти своей привычки становится все меньше разборчивым в поводах. Вскоре заметив победнение представлений, проносящихся перед ним с головокружительной быстротой, ослабление своей приподнятой самоуверенности, он прибегает к новому приему кокаина, сам факт обладания которым уже доставляет ему удовольствие (в отличие от опиомана, которому необходимо сразу, тотчас ввести себе дозу героина). Кокаинист может на протяжении дней и ночей с ничтожным промежутком поддерживать себя в бодрствующем состоянии. При этом он становится все более рассеянным, испытывает затруднения по тысячи поводов, нервозно носится в поисках своего носового платка, часов, ключей, денег, кокаина. Наконец, израсходовав свои запасы кокаина и денег, после тщетных попыток попрошайничества у других или вследствие резких явлений раздражения в носу, кокаинист приостанавливает свой "запой". Вслед за этим периодом, особенно после больших доз возникает подавленное настроение с мучительными видениями. Пугающие галлюцинации особенно преследуют кокаиниста ночью, во время позднего возвращения домой, в спальне, на полу и стенах коридора он видит расплывчатые образы чего-то жуткого. Когда порошок заканчивается, кокаинистом овладевает беспокойство, под давлением которого он многое предпринимает, но ничего не доводит до конца. Его активность, однако, быстро истощается. Теперь ему "не по себе", он апатичен и неуверен.

Во все времена психические заболевания любили рядиться в наиболее яркие, актуальные, популярные одежды - во времена зарождения христианства за фасадом проповедничества и мессианства скрывались религиозный бред и паранойя, а стойкая аномалия личности наблюдалась у большинства известных террористов нынешнего века - у Савинкова, Камо-Петросяна, Рамиреса Санчеса и др...

Современные психиатры давно заметили, что на смену злокачественным формам шизофрении маниакально-депрессивного психоза пришли скрытые, атипичные формы этих заболеваний, проявляющиеся часто в употреблении наркотиков.